Так или иначе, многомерность интерпретаций и трактовок обусловлена способностью человека ощущать разнообразие и поливалентность явлений жизни - с одной стороны, и стремлением применять ту же модель к тексту - с другой. Но насколько вообще интерпретация способствует пониманию текста? Для этого, как минимум, надо предположить, что литературное произведение до каких-либо трактовок само по себе информативно и осмысленно. Это действительно так, поскольку литературный текст, как всякое другое произведение искусства, направлен, прежде всего, на восприятие. Не сообщая читателю буквальных сведений, художественный текст вызывает у человека сложный комплекс переживаний, а, стало быть, - отвечает определенной внутренней потребности (А.С. Пушкин: "... над вымыслом слезами обольюсь"). Причем, конкретному тексту соответствует конкретная психологическая реакция, порядку прочтения - конкретная динамика смены и взаимодействия переживаний. Т.е., восприятие текста в совокупности прочтения и реакции представляет собой психологический процесс, из чего следует, что текст есть не просто набор знаков, или их последовательность, но мощный комплексный стимул.
То же за смысл, в таком случае, поясняет или раскрывает нам интерпретация? Являясь сама по себе сообщением, интерпретация не может быть сообщением, тождественным тексту. Предположим, интерпретация является описанием произведения, так, или иначе, это уже другой текст с другой информацией. Но зададимся следующим вопросом: что же в принципе сообщает, или способна, или призвана сообщить интерпретация?
Возможно, интерпретатор говорит нам то же, что и автор, но другими словами и более ясно, поскольку менее ясно - смысла нет. Из этого следует, что автор сообщает нечто весьма невнятно, а следовало бы - так, как интерпретатор. Но это утверждение логически абсурдно, поскольку интерпретатор, как и читатель, опирается на текст, который уже явлен и представляет собой именно то, что автор уже сказал. Как читатель, так и интерпретатор, не могут миновать восприятия, которое, следовательно, является первичным, а также представляет собой акт сущностной реализации текста. Как было сказано выше, художественный текст есть стимул для определенного психологического процесса. Из этого следует, что именно смысл произведения нельзя передать иными средствами и в иной конфигурации элементов.
Х.-Л. Борхес в предисловии к "Антологии фантастической литературы" разделяет произведения на те, что пишутся для удовольствия читателя (т.е. для восприятия) и для анализа (т.е. для интерпретации). Замечание глубокое и остроумное, но позволим себе с ним не согласиться. Во-первых, интерпретатор способен анализировать какое угодно произведение, был бы текст, и была бы схема анализа. Во-вторых, получить удовольствие можно и от самого академического "искусственного" произведения.
В любом случае, текст есть материальный объект материального мира, стало быть, - обладает свойствами, которые можно описывать. Из этого следует, что вполне корректен интерпретатор, который берется описывать свойства текста, или свойства восприятия, не пытаясь пересказать, или переиначить авторскую мысль. Свойства текст и свойства восприятия следует разграничивать, несмотря на их важную причинно-следственную взаимосвязь, а вернее - как раз для того, чтобы яснее эту связь представить.
Под свойствами текста следует подразумевать всю совокупность языковых показателей, включая грамматику, лексику, синтаксис, деление на главы, абзацы, части и другие единицы, выделяемые автором. Свойствами восприятия можно называть варианты, моменты, типы, динамику психологической реакции, включая эмоциональную и интеллектуальную сторону, ассоциативные связи.
|